Июньская дата с цифрою 22 навеки останется в памяти наших людей как начало большой беды и как решимость всё превозмочь мужеством, терпеньем и неизбежными жертвами. И каждый год будем мы что-то важное вспоминать из той Великой войны. В ней были большие сраженья, каких не знала история, и были локальные противостояния, тоже известные всем. Вспомним Мамаев курган в Сталинграде, Сапун-гору в Севастополе, Волоколамское шоссе под Москвой. Селение Прохоровка на курской земле. Соловьевская переправа - в этом ряду.

...Четверо ребятишек ловили с надувной лодки рыбу. Спрашиваю: «Находите ли что-либо на дне?» О находках мальчишки знали и показали одну из них. Нагнувшись с лодки к самой воде, я увидел в чистом песке шероховатую спину снаряда. «Тут каждый год вода вымывает снаряды и бомбы. Об этом снаряде мы уже в сельсовете сказали».

Июльская переправа 41-го года стала местом жесточайшей схватки с решительно наступавшим врагом. Две наши армии (16-я и 20-я), изнемогая, дрались у Смоленска. Нить коммуникаций, по которым окруженным слали боеприпасы и пополненье, проходила с переправою через Днепр у села Соловьево. Именно это место стало самой драматической точкой в смоленском сражении. Сюда с двух сторон устремили свои удары фашисты, стараясь стянуть горловину мешка. Командование нашего Западного фронта, в свою очередь, принимало все меры, чтобы кольцо на Днепре не замкнулось.

Можно вообразить, что тут было в том горьком июле. Сотни повозок, автомобилей, тягачей, пушек, ящиков со снарядами, патронами, продовольствием. Тысячи людей плотной, нетерпеливой массой сбились на левом, восточном, берегу. Переправу беспрерывно бомбили и поливали свинцом висевшие над рекой «Мессершмитты» и «Юнкерсы», с юга и севера по реке давили на переправу сухопутные силы фашистов. Дело доходило до стрельбы по переправе прямой наводкой из прорвавшихся танков. Понтонные и паромные средства на переправе, едва их наводили, сносило фугасами. Скопление войск было незащищенной мишенью для самолетов. Сколько тут полегло, вряд ли кто скажет. «Днепр ниже села тёк красный от крови», - рассказывала жительница Соловьева Мария Андреевна Мазурова.

Значенье переправы было так велико, что командованье Западного фронта создало специальную подвижную группу защиты, выделив для неё все возможные технические средства и надежного командира. Им был полковник Александр Ильич Лизюков. Задачу ему поставил маршал Тимошенко лично: «Обеспечить пути снабженья 16-й и 20-й армий, а при необходимости обеспечить путь их отхода».

О том, как сражался этот подвижный отряд, ходят легенды. С небольшим числом легких танков Лизюков появлялся то перед Северным, то перед Южным клином наседавших на переправу фашистских войск, останавливал их, отбрасывал, непрерывно атаковал. Свидетельство маршала Рокоссовского: «Он (Лизюков) чувствовал себя уверенно в любой самой сложной обстановке, среди всех неожиданностей, которые то и дело возникали на том ответственном участке. Смелость Александра Ильича была безгранична».

Между тем сражение за Смоленск догорало. 27 июля синие стрелы немецких ударов с юга и с севера в направлении Соловьева сошлись. Днепровская переправа оказалась в руках у врага. Это означало полное окружение дравшихся у Смоленска армий. Теперь переправляться надо было уже на левый, восточный, берег. Но вначале предстояло отнять у врага переправу. И опять отряд Лизюкова! Усиленный Рокоссовским свежими силами, отряд на рассвете устремился на штурм села, примыкавшего к переправе. Положение было неравным. Фашисты окопались на возвышениях правого берега, луг за Днепром, по которому двигались цепи атаковавших, был перед ними как на ладони. И, наверное, захлебнулась бы решающая атака, но сам Лизюков, соскочив с танка, поднял залегших под страшным огнем бойцов. Фашисты, отчаянно сопротивляясь, все-таки отошли. Переправа вновь заработала. Вновь закружились над ней самолёты, сбивая переправу фугасами. Но вновь и вновь её наводили.

Ещё больше недели вертелась тут, у Днепра, страшная мельница смерти. Немцы во что бы то ни стало хотели стянуть горловину мешка окруженья. Ударами танков с двух сторон вдоль днепровского берега воздушными десантами стремились они парализовать переправу. Но она действовала! В первых числах августа отходившие армии подошли к горловине мешка. Теперь уже на правом берегу набухала масса людей и техники. Два слова - «стояли насмерть» - кратко и полно характеризуют тех, кто сумел в нужное время удержать важнейшую точку сраженья. В ночь на 5 августа измотанные боями, обескровленные, но сохранившие честь и знамена, 16-я и 20-я армии, перейдя Днепр, соединились с основными силами фронта.

Садясь за эти заметки, я покопался в книгах: не забыты ли были в страшные напряжённые дни герои, оборонявшие ход через Днепр у села Соловьево? Нет. 5 августа 1941 года (в день выхода армий из окруженья) в Кремле был подписан Указ о присвоении звания Героя Советского Союза Александру Ильичу Лизюкову. Орденами и медалями были награждены многие из отряда, оборонявшего переправу. Что касается Золотой Звезды Героя, то в тяжкие дни того лета награда была исключительно редкой.

В семье белорусского учителя Ильи Устиновича Лизюкова было три сына - Евгений, Александр и Пётр. Все родились и выросли в Гомеле, все (в отца) были крепкими, мужественными и смелыми. Войну встретили людьми зрелыми, понимавшими, что стояло на кону грянувшей вдруг войны. Все трое воевали. Два - Александр и Пётр - стали Героями Советского Союза. Старший, Евгений, боевой хваткой, возможно, превосходил братьев. Подлечившийся после ранений, он был переброшен за линию фронта и командовал большим партизанским соединеньем.

Все трое братьев погибли. Старший погиб, когда спешил с отрядом в освобожденный Минск на «парад партизан». Отряд столкнулся с блуждавшей в лесах группой немецких автоматчиков. В скоротечном бою погиб лишь один человек - сам командир отряда.

Младший Лизюков, Пётр, в звании полковника, погиб в сражении у Кенигсберга (1945 г.) Звание Героя Советского Союза присвоено ему посмертно. Средний сын, Александр, был, как и братья, находчивым, смелым и образованным человеком - кроме белорусского и русского языков, знал английский, немецкий, французский. Свою армейскую жизнь связал с появлением в армии танков, был «танкистом до мозга костей» - классным специалистом своего дела. Окончил в Москве военную академию. Приглашался в качестве эксперта на армейские маневры во Францию. По характеру был живым, веселым, приветливым человеком, страстно любил охоту.

В самые первые дни войны Александр Лизюков проявил себя способным командиром и исключительной смелости человеком. По своей инициативе Лизюков быстро наладил переправу через Березину для отходивших с запада войск. «Немцы с воздуха её разрушали, а за ночь она появлялась снова». В боевой порядок собрал он артиллеристов, не дававших немцам приблизиться к берегу. Это была большая помеха для наступавших. Генерал-полковник Гот оставил воспоминанья об этих днях: «Сопротивление, оказанное противником на Березине, заставило сделать вывод: русские пытаются остановить продвижение наших войск. Этой возможности мы не учли».

После легендарных недель на Днепре Лизюков участвовал в боях за Москву - вовремя, с ходу остановил наступление немцев на Наро-Фоминск, участвовал в ликвидации вражеской группы, прорвавшейся к Москве через канал Москва - Волга у Красной Поляны. 12 декабря танковые части Лизюкова освобождали Солнечногорск.

Лето 1942 года было для нас несчастливым. Ждали (мне рассказывал об этом маршал Василевский) повторения немцами наступления на Москву, а они пошли на восток просторными для танков степями юга, взяв на прицел Сталинград.

На пшеничных полях Придонья в июле столкнулись две большие группировки танковых войск (с нашей стороны было около четырех сотен машин). Место столкновения было случайным. Наше командование силы сюда выдвигало поспешно, не обеспечив группировку штабною службой, чёткими директивами, не было авиации и артиллерии. Танковые корпуса Катукова и Лизюкова действовали раздробленными частями и уступали хорошо подготовленным к сражению немцам. Потери несли обе стороны, но немцы наступали, а наши части пятились. Возникла путаница - где чья позиция? Я внимательно рассмотрел в музее Воронежа лист немецкой аэрофотосъемки - всё пространство полей «исписано» следами танковых гусениц.

Обстановку усложняли примыкавшие к полям заросшие лесом балки. Из зарослей и ударила тяжелая противотанковая пушка немцев по танку, в котором генерал Лизюков выдвинулся - лично прояснить обстановку. Было это жарким днем 23 июля.

Попытки вытащить танк из зоны обстрела вызвали обострение боевой обстановки. Погибших вывезли на броне танка. Похоронили их на кладбище возле церкви в селе Лебяжьем, у речки Сухая Верейка. В воспоминаниях говорится, что труп генерала был «обезличен» (то есть похоронили генерала без знаков отличия, видимо, опасаясь, что немцы, узнав, кто погиб, используют смерть известного человека для пропаганды). Что доложено было «наверх», точно никто не знает. В разговорах упоминается встреча Катукова со Сталиным. Уязвленный и до крайности раздраженный только что ставшей известной изменой Власова Сталин будто бы крикнул: «Где Лизюков?! Что, тоже к немцам подался?» Катуков решительно защищал боевого товарища, но тень того разговора густо легла на память о Лизюкове.

Могила его на заросшем бурьяном кладбище стала безвестной. Имя Лизюкова упоминалось редко. Но когда стали выходить воспоминания о войне, оно сразу воскресло. Маршалы, генералы, все, кто знал Лизюкова, единодушны были в оценке заслуг погибшего и его человеческих качеств. Начались более энергичные поиски захороненья. Но тщетно. Из Сибири присылал письма радист Лизюкова: «Ребята, ищите! Я точно знаю: он похоронен у церкви».

В минувшем году поисковики воронежского отряда «Дон» решили поднять всю землю кладбища около церкви площадью 100 на 50 метров. Прах захороненных в мирное время эта операция не тревожила. «Гражданские» могилы были глубокими, в войне же погибших зарывали на глубине метра. Рассказывает командир поискового отряда «Дон» Михаил Сегодин: «Всю площадь разбили мы на квадраты. Каждый предыдущий раскоп засыпали землей очередного квадрата. И впервые искать начали не прямо у церкви, а на краю кладбища, близкого к речке. И поисковое снаряженье наше на пятый день показало: захороненье! Осторожно подняли землю «Г»-образной могилы. В ней лежало несколько автоматчиков, погребенных в касках и снаряжении, а на повороте могилы - останки еще двух людей. Мы сразу определили: один из погребенных может быть Лизюковым. Тщательная и неспешная экспертиза подтвердила: ЛИЗЮКОВ!»

9 Мая, в День Победы, Воронеж в почетном месте упокоил останки легендарного человека. Весь город жил этим событием. «Дали приют памятнику Черняховскому (в Прибалтике его обижали). Теперь отдаем почести Лизюкову. Все по-человечески, с искренним чувством», - рассказывал один из ветеранов войны.

Ребята, искатели отряда «Дон», провезли меня по заречной равнине. Показали место на опушке леска, где стояла немецкая пушка, стрелявшая по танку 23 июля 1942 года. Нашли мы рядом с углублением для орудия полуистлевшую гильзу снаряда. Постояли молча у памятного камня с надписью: «На этом месте у высоты «1885» 23 июля 1942 года принял последний бой командир 5-й танковой армии, Герой Советского Союза генерал А. И. Лизюков».

В ближайшем от церкви доме накрыт был поминальный стол. Без громких слов пригублено было питьё за человека-героя. Вспоминали войну. Всего более на войне гибнут «нижние чины». Но погибали и полководцы. Среди них драматическая гибель Ватутина, Черняховского, генерала Ефремова. Генерал Леонтий Гуртьев в 1943 году докладывал во фронтовой обстановке командующему о взятии Орла. И вдруг схватился рукой за грудь, успев сказать: «Кажется, я убит...» - и упал. Смерть Лизюкова тоже была мгновенной.

После поминок мы вышли к реке. Рядом с лугом, желтым от одуванчиков, видны были следы раскопа. «Вот тут...» - сказал Михаил. Цвела сирень. День был ветреный. Ветки с цветами на ветру кланялись месту, хранившему останки славного человека.

Считаю важным сказать: восхищают воронежские ребята, искавшие захороненье. То, что сделали они для пробуждения нашей памяти о герое, - человеческий подвиг. Есть у нас орден «За заслуги перед Отечеством». Всех в группе поиска наградами не одаришь. Но главный в ней, целеустремленный, упорный в поисках командир Михаил Сегодин, награду заслуживает. Работа, им проделанная, исключительной важности. «Комсомольская правда» ходатайствует о награде. И я уверен, многие это поддержат.

Уже когда в Москве я проявил пленки и сидел над бумагами, из Гомеля приехал племянник Лизюкова Иван Николаевич Афанасьев - завкафедрой литературы в университете. Он много рассказал об Александре Ильиче и о том, как торжественно прощались с прахом его в Воронеже. Дал мне Иван Николаевич и телефон сибиряка Василия Ивановича Ольховика - единственного человека из тех, кто помнил последний день Лизюкова. Я с первого раза дозвонился в сибирскую деревеньку Карган. Отозвался сам Василий Иванович: «Рад нашему разговору. Лизюков в тот страшный день оставил меня с рацией в укрытии у леска, и я видел, как останки его и еще семерых ребят на броне танка провезли к церкви». Василию Ивановичу 87, но у него ясная голова и прекрасная речь. Он помнит подробности боев, восхищается ребятами, отыскавшими могилу героя.

А внук его Максим - журналист районной газеты, - взяв трубку, сказал: «Василь Михалыч, дед у меня - всем дедам дед. Я неплохо играю в шахматы, но позавчера он так уделал меня, что я от досады чуть не заплакал. А дед хохотал, на меня глядя».

Много воды утекло в Днепре с лета 41-го года. Те, кто еще жив, приезжают сюда постоять на берегу, вспоминая все, что тут было. Пересекали реку по веренице разбитых автомобилей, конных повозок, расщепленных взрывами бревен.

Жители Соловьева спасались в лесу. «Когда наши стали прорываться из окруженья, я прибегала сюда - не увижу ли брата? И чудо: увидела! Крикнула: «Митя!!!» Время было - только обняться. Мы постояли рядом минут пять-шесть. Потом брат помахал мне с другого берега. Таким и остался в глазах», - рассказывала Ефросинья Терентьевна Буренкова, вытирая на глазах слезы.

Обозреватель "Комсомольской Правды" Василий Песков расказывает о легендарном командире, танкисте Александре Лизюкове